Зудин А. И., кандидат исторических наук, заместитель заведующего Научно-исследовательским центром традиционной культуры ГБНТУК КК «Кубанский казачий хор» (г. Краснодар)
Об этом древнем христианском обычае известно всем. Принято считать его производным от евангельских слов: «Тебе же творящу милостыню, да не увест шуйца твоя, что творит десница твоя. Яко да будет милостыня твоя в тайне» (Мф. 6. 4). Однако в народной среде это краткое религиозно-нравственное установление получило дополнительное осмысление, обогащенное фольклорными представлениями. К сожалению, о формах его бытования в русской традиционной культуре нам известно лишь по отрывочным сведениям. Пожалуй, единственной работой, в которой они получили некоторое обобщение, является очерк Л. А. Тульцевой[1]. В настоящей статье мы попытаемся дать описание локальной традиции тайной милостыни, сохранившейся до наших дней в общине старообрядцев-липован х. Новопокровского, Приморско-Ахтарского района, Краснодарского края.
Поскольку формирование данной старообрядческой общности происходило на протяжении практически всего ХХ века из переселенцев разных мест (старообрядческие села Турции, Румынии, Болгарии, Грузии)[2], то и рассматриваемый обычай, обогащенный несколькими местными культурными традициями, объединенными единой этно-конфессиональной принадлежностью их носителей, сложился в заметное этнографическое явление, в таком объеме не отмеченное ранее в других восточнославянских группах.
В результате проведенных в хуторе Новопокровском полевых исследований, нами было зафиксировано несколько вариантов приуроченности тайной милостыни[3].
Следует отметить, что никакой специальной регламентации не существовало и помощь нуждающемуся общиннику (одинокому старику, вдове, сироте) могла принимать разнообразные формы и быть оказана в различных жизненных ситуациях, в том числе и в форме тайной милостыни: «Одной вдове у нас один телочку дал. Ну, вот он этим занимался. Встали утром – тёлка стоить на дворе привязана. Дождались они молочка, трое деток у ней было. И начали они жить. И сами жили и людей кормили молочком»[4]. Однако большинство респондентов отмечает преимущественную приуроченность тайной милостыни к церковным праздникам: «Раньше давали вот под Пасху. Раньше вот идёшь – у каждого, особенно возле старушек, узляки лежать: паски там, яичка… Пришли, стукнули и поклали… Дають, под большие праздники. То покойнику дають, а то празднику. Особенно Пасха»[5]. Наиболее устойчивым оказался обычай тайных пожертвований общинников хуторскому храму в виде продуктов, домашней птицы и прочей живности для празднования престольного праздника Покрова Пресвятой Богородицы. В этот день после праздничной службы до сих пор устраивается совместная трапеза, в которой принимает участие до двух тысяч человек, включая приезжих гостей.
В некоторых случаях тайная милостыня выражалась в помощи молодой семье на обзаведение хозяйством.
Тайная милостыня как забота о спасении грешной души. Общепринятым явлением в восточнославянской традиции являются раздачи на помин души покойного, приуроченные как ко дню похорон, так и поминальным дням (хлеб, деньги, одежда покойного). Такие раздачи могли осмысливаться и как милостыня, если их адресатом выступали малоимущие общинники или бродячие нищие. Чаще всего такие раздачи имели символический характер и обязывали принимающую сторону к молитвенному поминовению усопшего, что должно было облегчить участь его души на том свете. Общераспространенным являлось и представление о самоубийцах, не допускавшихся к погребению на общих кладбищах и церковному отпеванию. В старообрядческих общинах совершение церковного погребения не распространялось также на умерших без покаяния и от пьянства. Не является исключением и старообрядческая община хутора Новопокровского, где соблюдение церковных правил относительно этой категории умерших остается до сих пор последовательным. В советских реалиях произошло увеличение числа случаев недопущения к церковному погребению, что было обусловлено неизбежным подрывом традиционных устоев, антирелигиозной пропагандой, выездом молодежи из общины в города. В постсоветское время некоторые проблемы, связанные с сохранением церковной общины, усугубились: более частыми стали случаи суицида, смертей в состоянии алкогольного опьянения преимущественно среди молодого поколения, многие представители которого проживают за пределами общины. Вместе с тем, исторически сложившийся корпоративный дух старообрядцев продолжает сохранять жизнеспособность общины и делает ее заметным явлением на фоне прочего славянского населения района. В частности, этот общинный дух нашел свое выражение в заботе о своих усопших, по каким-либо причинам оказавшимся оторванными от церкви. Народная традиция сформировала устойчивое представление о тайной милостыне как последней и единственной возможности спасения погибающей души, укрепляя в народе надежду на безграничную Божию милость. Именно о такой форме бытования тайной милостыни в первую очередь упоминало большинство новопокровских респондентов: тайная милостыня «рятуеть душу». Например: «Тайная милостина – это дюже большая. Тайная милостина – большой помощник в спасении души, особенно покойника, особенно когда он умер без покаяния. А тому, кто ее подаёт, она тоже очень полезная – на том свете ему будет дорогу делать. И мне, и тем, которым даёшь, она идёт, и тебе»[6]. «А за обычных людей служуть в церкви. Ещё и алкашей, пьяницей. Пожалуйста, тут у одного сын молодой сгорел от водки. Недели две молилися. Я молилася, Хавроня и Мотя, три двора… Каждый день. Я ж знаю, шо там лежить, и сколько это всё стоить молиться. Значить, ему доходить туда. А если он не будеть давать, ему ничё не доходить. Душа висить беспредельно. А куда-то ведь душа отходить наверно, раз дають, как положено в книге. Значить, куда-то она отходить ета душа»[7]. «За каких людей подавали тайную милостыню? «За любого можно. Но если только без погребения какой. Вот случаи такие, что скоропостижные, такие вот. По том ещё больше надо молиться. Там уже Господь определит. Ну, который упал так, не успел, чи как сказать. У нас в хуторе много было так: прямо упал – и нема. Ничё тогда не читается. И батюшка не читаеть. А тайную милостыню дають…»»[8]. «Сорок дней помолицца Уварию, и Господь даже из аду выведеть»[9] и др.
В этом случае традиция милостыни утратила первоначальный смысл только негласной материальной помощи нуждающемуся, что было сопряжено с трансформацией ее функциональной направленности, конкретизацией и символизацией предметов подношения, а сам обычай получил регламентированную форму.
Подача тайной милостыни и молитва за покойника, лишенного церковного погребения, должна была происходить в течение сорока дней: «Ну, не обязательно каждый день. Тому, тому. Чтоб до сорок дней прошла милостыня»[10]. «Начинали давать тайную милостыню после похорон, на третий день до сорокового дня»[11]. По народным представлениям в этот срок душа проходила мытарства и определялась ее последующая участь: «Ну, она (душа – А. З.) висить. А потом через сорок дней она куда-то уходить. А тогда куда-то определяется: или в ад, или в рай. А это молилися бабушки, шоб определить эту душу. А после сорока дней определяется эта душа»[12]. «До сорока дней искупают душу»[13]. За это время также раздавалась одежда покойного. В поминальные дни (третинки, девятинки) после церковной службы раздавали прихожанам хлеб (хлебная милостина). Некоторые респонденты отмечали в качестве наиболее ответственного и обязательного срока подачи тайной милостыни девять дней, три дня или более общо «целую неделю», поскольку именно в первые дни после смерти человеческая душа особенно нуждается в молитве за нее.
Адресатом тайной милостыни выступали, как правило, пожилые женщины (вдовы), которые «знают закон»: «Удовам давали. Кто будеть молиться. Разве щас молодых заставишь. Удовам, старушкам там»[14]. «Вот кого знаешь, кто молится, тому и дають. А кто не молится, тому даже и грех давать»[15]. В Покровке тайная милостыня регулярно подается инокиням, проживающим в кельях на территории храма. Некоторые респонденты, вспоминая свое детство, говорили, что застали время, когда за судьбу умершего была ответственна вся община, и тайная милостыня подавалась в каждый двор: «Наша мать говорила так. Например, умер, там, без покаяния или самоубийства – не считай, бедный, богатый там, кому по выбору. А во все дворы, которые тебе есть, подряд ложи. Сколько у тебе там есть, на десять… Сколько возможностей. Там, пять или шесть. Но не ходи не выбирай: сегодня етому понесу, етому понесу, там понесу, другому… А нет. Вот есть у тебя на пять милостины, там, десять милостины – подряд положи»[16]. Согласно другому варианту, тайная милостыня должна была подаваться в каждые три двора подряд («три окошка»): «Мама всё говорила: «Дети, три окошка». Сегодня ты пошёл три окошка положил кому-то, завтра другому…»[17]. «Надо девять дней три окошка давать что-нибудь… Называется три окна. Вот один двор, другой двор и третий двор. На кажный двор. Это называется три окна. Вот три двора и три окна. Мы называем окна. А вообще-то они людям дають. И там написано за кого»[18]. В настоящее время в хуторе тайная милостыня исправно подается трем соседкам Марфе Родионовне Хоруженко (1933 г. р.), Февронье Федуловне Евсеевой (1926 г. р.) и Матрене Соловьевой (1927 г. р.).
Тайную милостыню, в соответствии с ее названием, полагалось подавать в ночное время или рано утром: «Особенно дорогая милостина в двенадцать чтоб часов ночи ложили»[19]. «Большинство ночью, шоб тебе меньше кто видел. Или утром. Смотря, когда тебе удобно»[20]. Местом оставления тайной милостыни выступали калитка, окно или завалинка: «На забор или на окно вешали. Барахло-то можно и на забор, а деньги большинство на окно клали»[21] . «Клали её так, чтобы собаки не достали: вешали на окошко. Могли и постучать в окошко. Уже знали люди: раз постучали – уже будеть тайная милостина»[22]. «Тайную милостыню вешали чаще всего на калитку, со стороны двора в чем-либо. Или клали возле хаты на завалинку»[23] и др. Перед тем, как отнести тайную милостыню, просили благословение у икон с тремя поклонами. Оставляли милостыню и принимали ее также с Исусовой молитвой: «Когда идешь давать тайную милостину, сделай три поклона, а кладёшь – крестись и скажи: «Прими, Господи, мою милостину». Берёшь – перекрестишься с Исусовой молитвой, а там написано, кому помолиться»[24]. «И вот приходють до калитки и: «Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного. Господи, прими милостину мою». И вешають на калитке. А человек встанеть утром – видить милостина, подходить: «Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя», берёть. А там записочка, за кого молиться»[25] и др.
Поскольку главной функцией тайной милостыни в данном случае выступала помощь грешной душе, то это определило символический характер подношений, которые ограничивались определенным кругом предметов, получивших название «дорогой милостины». К таковым относились лук, яйцо, нитки, спички, мыло, хлеб. Эти предметы обязывали принимающую сторону к молитвенному труду, а их подношение, как правило, сопровождалось дополнительным вознаграждением в виде продуктов, материи или даже денег («это по силе возможностей»). Подношение каждого из названных предметов сохранило в местной народной традиции мифологическое объяснение, которое дополняло понимание, основанное на церковном учении о милостыни, как не материальной ценности, а побуждении человека: «Луковица, пишуть, самая дорогая. Потому что это за неимением. Если нет у человека ничего. Это очень дорогая луковица. Но опять, сказано: за неимением. Если у человека нет, тогда»[26].
Представление о луковице, наиболее часто упоминаемой в качестве «дорогой милостыни», обнаруживает связь с широко распространенной народной легендой о спасении грешных душ из ада с помощью луковицы. В х. Новопокровском было зафиксированы фрагменты нескольких вариантов этого сюжета: «Лук – самый дорогой. А Пресвятая Госпожа Богородица грешников вытягивала с лука пёрышка из ада. Вот эта Богородица – Взыскание душ погибших»[27]. «А лук – это дорогая милостина. Яичко, соль, лук – это дорогая милостина. Потому что Исус Христос, рассказывали старые люди, Исус Христос луковицей же оттягивал грешников… За луковицу Исус Христос из ада вытягивал»[28]. «Про лука? Это рятують из земли. Лук поклал, а кто молится, тот рятуеть тую душу, с-под земли вытягиваеть грешную душу»[29]. «За лук рассказывали, как вытягивали из тьмы за луковицу. Жадная была мать, так вроде говорили, и никому ничего не дала. Дала одному луковицу, и всё. А когда уже поумирали, и эта луковица пошла спасать. И вот луковицу… Ну шо та луковица удержить? А все ж вылезть оттуда хочуть. И вото все цеплялись за неё, и она оборвалась, и все туды упали. Так слышала. Это так матушки рассказывали, помню, в детстве»[30].
Таким же образом символическое объяснение получали и другие предметы, выступающие в качестве «дорогой милостыни»: «Иссл.: А яичко почему дорогое? Инф.: А! Христос воскрес! Яичечко»[31]. «Потому что яичко, я так слышала, что положили яйцо… Ты его положишь под квочку, квочка выведеть цыпленка, цыпленок вырастеть – тоже начнёть нести. И так потомство идёть. Потому дорогая милостина»[32]. «Ну, яичечко, это называли, как земля круглая. Так раньше говорили. И нитки дорогие. Ну, считается, как нитками Исуса Христа повивали… Мы должны все так люди повитые»[33]. «Самая дорогая милостина – нитки, яичко, мыло, лук, спички. Это самая главная. Нитки – это как зашивают эти все грехи. Так мне объясняли. Мыло смывает грех… Спички – наверно, что грехи сжигает огонь. Но это точно не знаю, брехать не буду»[34].
Некоторыми респондентами выстраивается своеобразная иерархия ценности названных предметов, которой определяется молитвенный труд принимающего милостыню человека: «И яйцо, лук, и соль, и хлеб – это всё очень дорого. Вот это коробку спичек молиться я должна сорок спичек помолиться. Сорок поклонов спичка коробка стоить. Яйцо – шесят поклонов, значить две лестовки. Не шесят, а двести! У лестовки сто поклонов. За спичку – лестовку, а яйцо – надо два. Дала десять яичек – значить двадцать лестовок надо. И лук. А что значить етот лук? Если дала луковку – значить должна три лестовки за неё отмолиться. Триста поклонов: или Богородица, или «Господи Исусе Христе Сыне Божий помилуй нас»[35]. «Лук – сколько в нем колец, столько молитв за него отмолятся. И за ето кольцо каждая. Также и яйцо – за него надо сорок поклонов молиться. За каждое яичко надо сорок поклонов молиться»[36].
Кроме того, респондентами–переселенцами из Румынии особое значение в качестве тайной милостыни придается хлебу («хлебная милостина»), испеченному близким родственником умершего без покаяния человека, как наиболее действенному средству в деле спасения души: «Я знаю, шо мамка говорила: умирають без покаяния или там шо-нибудь такое, надо сорок печей, печек, сорок хлебов, сорок раз по сорок надо спечь. Вот сорок печей кладёшь, сорок. Печка одна. Вот такие булочки, маленькие, какие… Сорок штук. И вот сорок раз на сорок. Вот это нужно спечь. Хоть и в духовке ты сделай сорок булочек. Это считается милостина. И нужно его раздать»[37]. В Новопокровском был зафиксирован развернутый сюжет легенды о спасительном свойстве «хлебной милостины» для человека, отлученного от церковного погребения: «Было́ у отца одного один единственный сын. Вот. И он у пьянку ударился, сын той. А мать просить его: «Сынок, да не ходи никуды. Да помоги ты батьке хочь копичку… Копичку снять с клетки, гарманить же будем». Ну, попросила она его. Влез на ету на клетку. Клетки, которую привозивають копички ети… Ну, как… Сымать ету, я ни знаю как. Кошанину ету самую. И стал сымать и как он упал, да об гарман ударился и убился на сме́рть. Почала матка плакать: «Хочь бы уже пьяный не был. Что теперь буду делать? Ну, что делать?». Убитый, убился прямо. Похоронили его так во. Закопали. Матка почала́ ходата́йствовать. Вперёд повезла, значить, пшаницу, нагарманили, намолотила муки. Отвезла в Тульчу, потом в Сирикёй, патом в Магмудею, в Славу. Молилася сорок обедней. В каждом селе. Попросила, чтоб хлеб пекли. Кажного дня хлеб пекли. Сорок хлебов в день пекли. Вот. Чтоб за день раздасть того хлеба. И кажын день обедню молилася. Кажын день. Там, там, там. Сорок обедней. Ну, на сороковой день молятся, панафиду последнюю. Когда той, приехала подвода. Приехала подвода, кричать: «Хозяин! Хозяин!». Вышли – нема нико́го. А кричали. Как раз матка раздаёть. «Пойди-ка посмотри, кто там кричить «хозяин». Все слыхали». Нема ничего, нико́го нема. Ну, молилися… А люди, суседи, видали, как подвода подъехала. Кони, говорить, такие красивые. И подъехали, говорить, мущины красивые. В шляпах в таких. А где делись, говорить, – ни знаем. Ну, кончилась та панафида. Встали, покормили, проводили людей. А батька говорить: «Пойду-ка я лошадям дам». И пошёл в соло́мник за соломай. А в соломнику в етом сын лежить. У тэй одёже, у которай он убился. Не в тэй, что похоранили, а в тэй, что он убился. Лежить в соломе на про́стине. Батька как спужался, кричить: «Матка! Поди сюда! Чё у нас тут творится! Давай собирай людей, говорить». Значить, милостиня выпросила его и в солому положила. Взяли его. Опять обмыли его, повили. И опять почали молиться, как обычно панафиду. То его так закопали, а то почали молиться»[38].
Согласно церковной православной традиции персональное поминовение умерших без покаяния, тем более самоубийц, недопустимо. Лишь во время так называемых Вселенских родительских поминовений в храме в Субботу Мясопустную (Великопостную) накануне Масленицы и Духов день, субботу перед Троицей, во время чтения общего синодика перечисляются все случаи смертей без погребения, в том числе и самоубийства «в разуме или не в разуме». Кроме того, любая соборная или домашняя молитва по усопшим предкам («по родителям») по народному представлению может облегчить участь такого покойника на том свете, так как предки в этом случае могут выступать ходатаями за него.
Домашняя молитва предполагает большее разнообразие молитв, которые вошли в обиход новопокровских старообрядцев. Вместе с тайной милостыней зачастую подаются записки с просьбой помолиться святому, который также может выступать предстателем за человека, умершего без покаяния. К таковым респонденты относят Преподобного Паисия Великого, Священномученика Уара и Богородицу — Взыскание душ погибших. Обращение в таком случае к Паисию Великому в целом соответствует каноническому положению православной церкви, согласно которому этот святой «благодать имать от Бога избавляти от муки умерших без покаяния». Канон Преподобному Паисию Великому может быть отслужен и в качестве молебна в церкви. Что касается Священномученика Уара, то источник такого представления о нем не определен. Тем не менее, народная традиция приписывает ему ту же силу, что и Паисию Великому. В домашней молитве чтение канонов или тропарей этим святым, как правило, дополняют друг друга. Обращение к Богородице – Взыскание душ погибших являет собой пример народной интерпретации, основанной на буквальном понимании названия богородичной иконы. В каноническом значении здесь «погибшая душа» осмысливается как «заблудшая», и молитва Богородице направлена на обращение грешника (пьяницы, разбойника, блудника и проч.) на путь христианской жизни[39]. Такое народное представление основывается, в том числе на легенде о спасении грешных душ из ада с помощью луковицы, где в качестве спасителя может выступать и Богородица.
Способ молитвы зачастую определялся грамотностью молящегося за тайную милостыню. Грамотные старообрядцы вычитывали канон, неграмотные – тропари или совершали поклоны по лестовке с Исусовой или Богородичной молитвой.
Интересный вариант тайной милостыни, существовавший у старообрядцев Болгарии, описывает П. И. Колесникова: «Была. А как же! Тайная милостина. А ты молись за ей, тайную милостину. Бывает у людей горе – тайную милостину ложуть. А тайную милостину ты ж молишься за всех православных християн, не знаешь, кто положил… И без погребения, и там у кого горя: чи разводются, чи мужик бьёть, чи невестка, може… У нас так в Булгарии было. Целую неделю ложуть милостину. Мы не знаем, там не пишуть. Если б они писали: чи за живого, чи за мертвого. Мы молились тайную милостыню за здравие. А как у пятницу под субботу – молились заупокой. А тут стали писать: помолись Паисию, помолись за Взыскания душ погибших, Богородицу»[40].
В настоящее время этот обычай и связанные с ним представления сохраняются благодаря старшему поколению общины и пока еще остаются живой традицией. Активизация просветительской деятельности местного духовенства привела в последние годы к оживлению церковной жизни и широкому вовлечению в богослужебную практику подрастающего поколения и молодежи. В свою очередь под влиянием светского образования и благодаря усвоению канонических правил церкви уходят в прошлое многие архаические элементы традиционной народной культуры. Очевидно, что этот процесс приведет к секуляризации и этого устойчивого обычая, получившего особую актуализацию в советские годы и являвшегося маркером жизнеспособности и сплоченности общины, для которой забота о своих членах выходила за рамки повседневной помощи ближнему, но распространялась и на его посмертную участь.
[1] Тульцева Л. А. Тайная милостыня // Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII – XX века. М., 2002. С. 90 – 100.
[2] См.: Община старообрядцев-липован Приморско-Ахтарского района: история и культура. Краснодар, 2006. С. 7 – 21.
[3] В написании статьи были использованные полевые материалы, собранные в результате интервьюирования жителей и уроженцев х. Новопокровского. Материалы хранятся в архиве научно-исследовательского центра традиционной культуры ГНТУ «Кубанский казачий хор».
[4] Инф.: Тестова Евдокия Трофимовна, 1923 г. р., родители – переселенцы из Турции, род. в с. Некрасовка (Дагестан, Россия).
[5] Инф.: Голубицкая Ирина Кирилловна, 1919 г. р., род. в Турции.
[6] Инф.: Лагерева Анисья Федоровна, 1936 г. р., род. в с. Слава Черкесская (Румыния).
[7] Инф.: Хоруженко Марфа Родионовна, 1933 г. р., род. в х. Новонекрасовском (Россия).
[8] Инф.: Петухова Матрена Назаровна, 1923 г. р., род. в х. Новопокровском (Россия).
[9] Инф.: Тестова Евдокия Трофимовна, 1923 г. р.
[10] Инф.: Петухова Матрена Назаровна, 1923 г. р.
[11] Инф.: Беженарева Пелагея Леонтьевна, 1950 г. р., род. в Грузии.
[12] Инф.: Хоруженко Марфа Родионовна, 1933 г. р.
[13] Инф.: Беженарева Пелагея Леонтьевна, 1950 г. р.
[14] Инф.: Петухова Матрена Назаровна, 1923 г. р.
[15] Инф.: Колесникова Прасковья Игнатьевна, 1918 г. р., род. в с. Казашко (Болгария).
[16] Инф.: Низельник Пелагея Ивановна, 1928 г. р.
[17] Инф.: Игрушкина Ирина Вакуловна, 1937 г. р.
[18] Инф.: Хоруженко Марфа Родионовна, 1933 г. р.
[19] Инф.: Бабушкина Евдокия Ивановна, 1931 г. р.
[20] Инф.: Лагерева Анисья Федоровна, 1936 г. р.
[21] Инф.: Русов Потап Изотович, 1930 г. р., род. в с. Слава Черкесская (Румыния).
[22] Инф.: Тестова Евдокия Трофимовна, 1923 г. р.
[23] Инф.: Беженарева Пелагея Леонтьевна, 1950 г. р.
[24] Инф.: Тестова Евдокия Трофимовна, 1923 г. р.
[25] Инф.: Жинжарова Акилина Титовна, 1930 г. р., родители – переселенцы из Турции, род. в Ростовской области (Россия).
[26] Инф.: Тестова Евдокия Трофимовна, 1923 г. р.
[27] Инф.: Голубицкая Ирина Кирилловна, 1919 г. р.
[28] Инф.: Жинжарова Акилина Титовна, 1930 г. р.
[29] Инф.: Колесникова Прасковья Игнатьевна, 1918 г. р.
[30] Инф.: Журавлева Гликерия Стефановна, 1918 г. р., род. в Ростовской области (Россия).
[31] Инф.: Жинжарова Акилина Титовна, 1930 г. р.
[32] Инф.: Колесникова Прасковья Игнатьевна, 1918 г. р.
[33] Инф.: Голубицкая Ирина Кирилловна, 1919 г. р.
[34] Инф.: Лагерева Анисья Федоровна, 1936 г. р.
[35] Инф.: Хоруженко Марфа Родионовна, 1933 г. р.
[36] Инф.: Лагерева Анисья Федоровна, 1936 г. р.
[37] Инф.: Лагерева Анисья Федоровна, 1936 г.
[38] Инф.: Евсеева Февронья Федуловна, 1926 г. р., род. в с. Слава Черкесская (Румыния); См. также: Легенды липован Краснодарского края // Живая старина. 2007. № 4. С. 49.
[39] Инф.: Ефимов Георгий Полиектович, 1953 г. р., местный старообрядческий батюшка, род. в семье священника в х. Новопокровском.
[40] Инф.: Колесникова Прасковья Игнатьевна, 1918 г. р.